Доблесть


1

Тонкая грань между двумя мирами, двумя пространствами, между изнанкой и лицевой стороной вселенной ничтожна, бесконечно мала и незаметна. Но, боже мой, скольких сил стоит проход! Это боль, тошнота, рвота, кровь и слезы из-под век, это ногти, впившиеся в ладонь, это суставы, которые дробят испанским сапогом, это обжигающий страх и безысходность. Это длиться мгновение, как смерть, но также как смерть, кажется вечностью.
Брр.
Нет ничего живого, что бы выдержало эту боль. Ничего, кроме разума. Разумные сами идут на муки, идут ради такой мелочи, как скорость. Звезды всегда манили людей, и как только было открыто гиперпространство, люди ушли в него. Теперь их корабли смогли пролетать световые годы за дни, их города раскинулись под чужими солнцами, но даже это не изменило человека. Человек шел к звездам и нес с собой то, что умел лучше всего – войну, смерть и кровь, огонь и пепел. Не ученые, не поэты и не техники первыми ступали на чужую землю, а военные. Корабли пограничных эскадр, быстрые и мощные эсминцы врывались в чужое пространство, и часто, очень часто не обходилось без огня. Но люди были сильны, молоды и жестоки, они умели сломить любое сопротивление. Они побеждали. Неизменно побеждали.
Экспансия.
Все новые и новые корабли шли все дальше и дальше. Среди самых новых и самых смертоносных был эсминец «Барс». На его борту было сто два человека, тысяча тон оборудования и еще больше оружия, три ядерных бомбы и два катера. Достаточно чтобы отстоять интересы Империи или хотя бы показать зубы. Командовал «Барсом» капитан-лейтенант земного погран-флота Влад Снегов. То есть я.
Я долго не мог прийти в себя. Так всегда. Не умею я выходить из гиперпространства и перегрузки держу слабо, еще с Училища. Но что поделать, Империи всегда нужны люди…
Все, хватит нежиться, пора действовать. А действовать для капитана значит отдавать приказы, пусть даже у него кружиться голова, болят ноги, и он ничего не соображает.
– Доложить обстановку, – потребовал я.
И тут же последовал ответ:
– Пусто.
– Вывести на экран.
Потолок вспыхнул и погас. Одновременно. Серая шершавая сталь сменилась россыпью хрустальных звезд в непроглядном мраке. Белое и черное, свет и тьма; дальний космос всегда зачаровывал. Действительно, красиво. Но я не художник и не поэт (увы), я офицер земного флота. Что-то слишком часто приходиться себе об этом напоминать…
– Действительно, пусто. Что показывают сканеры?
– Ничего.
– Совсем?
– Пыль, лед, обломки скальных пород, газовое течение… Ничего стоящего, господин капитан-лейтенант.
Ну, если уже пошли в дело звания, то действительно, пусто. На боевых кораблях земного флота свято чтиться старая традиция – в боевой обстановке все «на ты», будь ты хоть рядовой, хоть адмирал, да хоть сам Император. Как-никак смерть равняет всех.
– Полный вперед.
– Есть.
– Навигаторам, рассчитать три маневра уклонения, три маневра атаки и три маневра отступления.
– Есть.
– Стрелкам, первая и третья вахта – отдыхать, вторая – ждать.
– Есть.
– Техниками, провести штатный осмотр.
– Есть.
Ну, вот и все, все при деле, все заняты. Кроме стрелков, но тут уж ничего не поделаешь. Такая уж у них работа: есть враг, – дерись, нет врага, – отдыхай, не хочу. Ничего, они парни не шумные, путаться под ногами не станут. Навигаторы пусть считают, им полезно, да и лишний осмотр корпуса и основных узлов никогда не мешал. Покончат с этим, и можно будет отпустить. Часа два, ну три, с натяжкой, и «Барс» перейдет на штатный режим. Значит, все в порядке.
– Господин капитан-лейтенант, к вам наблюдатель…
– Впустить.
За спиной бесшумно (почти) разошлась дверь.
– Здравствуйте, Алиса.
– Привет.
Интересно, подумал я, она сейчас читает мои мысли?
– Влад, вы же знаете, что чтение мыслей разрешено только в особых случаях.
– Но вы…
– Угадала. Когда в помещение заходит телепат, все начинают думать об одном.
– Возможно.
– Точно, – она улыбнулась, слишком мило улыбнулась. – Проверенно.
Я скосил глаза. Кроме меня на мостике находился еще помощник, двое мальчишек-связистов, и весь штаб в лице двух человек. Неужели все они, все мы, думали об одном? А что, вполне возможно…
– Вы по делу или просто поговорить зашли?
– Поговорить.
– Ну что ж… Убрать экран. Связь на лейтенанта, – и теперь снова к Алисе. – Ну что ж, говорите.
Она помрачнела. Еще бы! Ей, как и всякой красивой девчонке лет двадцати хотелось, чтоб все мужчины были от нее в восторге, у ее ног, но, увы, мужчины как огня бояться тех, кто умеет в прямом смысле видеть их насквозь. И я не исключение. Хотя, признаться, долгими ночами после неспокойных вахт я думал о ней далеко не целомудренным образом. Ну и что? Я что, не имею права? Мои мысли, в конце концов, только мои.
– Капитан, – как всегда она назвала меня чином выше, и как всегда я не заметил, – почему вы такой… жесткий?
– Алиса, во-первых, вы женщина, во-вторых, вы штатский, в-третьих, телепат. Именно в таком порядке. Алиса, вы хороший человек, но поймите меня правильно, я не хочу раскрываться перед вами.
– Вы вообще не хотите раскрываться. Ни перед кем.
– Да, не хочу. И имею полное право не хотеть. Вы не согласны?
– Да нет… Вот только когда вы не выдержите, случиться катастрофа. Представляете, что такое истерика капитана в лобовом столкновении. Да все ваши подчиненные не смогут без вас. Вы же сами так поставили дело. Вы сами!
Я промолчал. А что я мог ответить? Она, конечно, права…
А она красивая. Не высокая, черноволосая, черные глаза смотрят насквозь и чуть в никуда, треугольное лицо отражает внимание, и еще – вечно сжатые губы. Не говорит, а чеканит. Мне нравиться. А еще мне нравиться, что она молода, очень молода, по-настоящему. В настоящей молодости есть что-то неуловимое, что-то от девочки, а без этого и молодость не молодость, и женщина не женщина. То есть женщина, конечно, но не интересна. Совсем. А вот Алиса…
Ей двадцать. Интересно, сколько у нее было мужчин?
– Семеро, – спокойно ответила она.
Черт!
– Вы же говорили, что не читаете мысли!
– Только в особых случаях.
– А сейчас?!
– Сейчас особый случай. Для этого я к вам и пришла.
– Чтоб прочесть мои мысли?!
– Чтобы узнать, насколько вы спокойны. Ну, еще мне было интересно, как вы ко мне относитесь.
Я смутился. Все телепаты очень прямые и простодушные люди. Солгать им практически нельзя, и в ответ они сами говорят правду. Вот только часто их правда коробит. Все-таки мы намертво закованы в броню глупых предрассудков.
– Извините…
– Да что вы, капитан. Это мне надо просить прощения. И не берите дурного в голову, обо мне еще и не так думали. Да вы и сами знаете. Вы действительно порядочный человек. Хотя и не искренний.
– Увы, – я развел руками.
Она уже собиралась уходить. Жаль. Но в дверях вдруг обернулась и предупредила:
– Готовьтесь, что-то приближается. Я чувствую.
Я кивнул.


2

– Влад, что-то происходит!
Я едва очнулся.
– Что?
И тут дошло: Влад! По имени, на ты, как равного, меня, капитана. Значит…
– Возмущения гиперпространства. Три. Это… Это корабли.
– Где?
Вспыхнул экран. Три белых креста просто и четко указывали где. Черт! Близко, очень близко. Они заходили полусферой, чтоб «Барс» не вырвался. Беда!
– Тревога!!!
Взвыли сирены, чуть ярче вспыхнул свет, все напряглись. Сейчас начнется.
Бой в космосе длиться до двадцати секунд; мгновения решают все. Некогда думать, некогда анализировать, некогда решать. Если бы враг был один, его можно было бы сжечь на выходе, когда корпус беззащитен, а команда корчится от боли. Если бы их было двое, их можно было бы расстрелять из тени, тремя-четырьмя залпами, пока они не пришли в себя. Но их было трое. Слишком много. Если они все выйдут синхронно…
Хотя пока нет даже уверенности, что это враг. Хотя врагов Земле не занимать…
– Это к’Х!
Отлично, только их нам и не хватало. Их техника лишь немногим уступает земной, а сами они физически сильны и очень живучи, как и всякие насекомые. Их главную планету стерли в пыль, но эта же битва вошла в историю Империи как самая тяжелая и кровопролитная. Им почти удалось устоять. За каждый сбитый их корабль мы платили одним своим, а каждый километр их земли стоил нам троих десантников. И это при неимоверном превосходстве Земли. А сегодня преимущество на их стороне…
А пространство уже трещало по швам!
– Первый навигатор?
– Джон.
– Джон, рассчитай время выхода. Они выйдут синхронно?
– Нет. Первый, потом, оба других. Эти – одновременно.
– Понял.
Ну что ж, это шанс. Вот только как разделить тех двоих…
– Приказ по «Барсу»: разворот на второго, прицел на место выхода первого. По выходу, один залп. Насмерть. Боеприпасы беречь, бить из бластеров, лазерами. Ракетам прицел на место выхода второго.
– Выходит!!!
– Залп!!!
И тут до меня дошло. Я понял, как отвлечь одного из них. Ну, не совсем отвлечь, скорее, ошеломить, заморочить голову, или где там у них мозг…
– Алиса? Связь с наблюдателем от Т-корпуса. Быстро!
– Делаю, – ответил связист.
Не солгал.
– Что, Влад?
– Телепат может войти в контакт с чужим?
– С к’Х? Можно… Но это опасно. Для меня…
– Надо. Все равно надо.
Она согласится. Я это понял еще раньше, чем она ответила:
– Да.
– Двадцать секунд, мне нужно только двадцать секунд.
Мостик огласил радостный вопль. Первый кораблик врага уже стал пылью. Я даже не смотрел на экран. Это красиво только первые три раза, а потом приедается. В смерти нет ничего красивого. Да и в этом тихом фейерверке – тоже.
– Хорошо, – ответила Алиса и замолчала.
Двое других вырвались на оперативный простор и замерли. Огромная туша миноносца надвинулась на экран. Что ж, тем лучше, промазать не удастся.
– Ракеты, залп! – крикнул я. – Все орудия, по второму, беглым, огонь!!! Ракетами, беглым, огонь!!!
Первый же залп опрокинул врага. Беглый огонь прошелся по корпусу, разорвал перегородки, выбросил в пустоту струи огня, воздуха, обломки корпуса. В недрах его кормы что-то взорвалось. Он выстрелил дважды, из носовых орудий, но оба раза не попал. Повезло! Темная громадина вдруг вспыхнула, превратилась в ажурную решетку, переплетенную огнем, а потом… Взрыв. И ничего.
– Третий молчит! – с удивлением воскликнул Джон.
– Молчит, – подтвердил я. – Разворачивай. Всем перезарядить.
В эфире раздался чей-то хрип и чей-то голос:
– Снегов, наблюдатель…
– Что с ней?!
Но нас разъединили.
– Третий ожил!
– Как прицел?
– Есть прицел.
– Из всех стволов, всем что есть… залп!!! А теперь – беглым.
Миноносец зашатался, как пьяный, и попер на нас. Остановить его было нечем. Похоже, мы его задели, но этого было мало. Слишком мало.
Сейчас начнет стрелять. Можно, конечно, заложить крутой вираж – это спасет людей, но собьет прицел. Мы окажемся с ними в равном положении. Этого допустить нельзя. А значит, надо ждать до последнего.
Но вот он открыл огонь.
– Маневр уклонения.
Мы чудом выскользнули из-под ливня огня. Нас трижды задели, но это все царапины. Перегрузка вдавила меня в кресло, но я знал, что это еще только начало. Второй и третий маневр уклонения будет жестче. Если будут.
– Есть попадание!
– Куда?
– А черт его разберет. Но он горит! Ей богу, горит!!!
И правда, миноносец пылал. Горело горючее, горела сталь, горела проводка и изоляция, горели тела отважных противников, и все это в потоке кислорода из пробитых резервуаров. «Барс» продолжал стрелять. Они пытались сбросить спасательные модули, но все было бесполезно. Они пытались выйти на связь, но высокая плотность огня сбивала магнитные поля. Они пытались уйти, но «Барс» был быстрее. Тогда они открыли огонь.
– Держаться!
Миноносец не взрывался. Он горел, кровоточил огнем, истекал топливом и воздухом, но не взрывался. Он разваливался на куски. И вот…
– Готов.
– Да, готов.
Я отстегнул ремни и поднялся из кресла. Я стоял, но мне не нравилось, как я стоял, – пошатываясь, как пьяный. Что там с Алиской? Как ребята? По нам попадали. Сколько погибших? Сколько раненых? Ну да ладно… Главное – мы отбились. «Барс» в одиночку истребил три миноносца к’Х. Подвиг!
– Техникам, приступить к ремонтным работам. Первая вахта навигаторов свободна, стрелки – свободны. Хотя нет, пусть подберут раненых и мертвых. Все результаты мне. Сканеры вывести на полную мощность.
– Есть, господин капитан-лейтенант.
А я, пожалуй, пойду посплю… Или в лазарет, к доку?


3

– Есть определенные соображения…
– Излагайте, лейтенант.
Лейтенант Фарлах ад-Дин был штабной косточкой, в бою толку от него было чуть, но он был искусным бюрократом и умел думать. На «Барсе» он соединял в себе разведку, контрразведку и информационную службу. Доверять ему я имел все основания.
– Они не могли нас найти. Если бы мы сбросили буй, подошли к планете, дали позывной, вышли на трассу – только тогда они смогли бы нас засечь. Только тогда. Мы же ничего этого не делали. А они знали, что мы здесь. Вы же видели, как они выходили – полусферой, чтобы накрыть наверняка. И еще, они появились очень быстро.
Действительно.
– Все верно, но какие выводы?
– Они знали, что мы будем здесь и сейчас. Ждали и готовились. Вы обратили внимание на их количество? Ровно столько, чтоб хватило на эсминец по силе равный «Барсу». Поэтому, я думаю, они даже знали, что здесь будем мы. Именно мы!
– Их не хватило.
Фарлах поморщился.
– Случайность. Превратности войны.
– Допустим. Я так понимаю, вы говорите, о предательстве?
– Да, – сказал, как ударил.
– Кто?
На это лейтенант только развел руками.
– Я не волшебник. Увы. Предатель либо в штабе флота на Штандарте, либо здесь, на корабле. Вот и все.
– Это все?
– Все.
– Вы свободны.
Он щелкнул каблуками и вышел.
Он прав. Это дико, не понятно, не возможно, но он прав. Предатель. Как же это называется? Ах да, измена родине. Древний пережиток тех смутных лет, когда люди убивали людей. Но тогда еще понятно – перешел границу, взял в руки оружие и вернулся. Убивать. Но чтоб сегодня, на исходе двадцать второго века… Не верю! Человек не может придать человечество. Это закон. Они же чужие, абсолютно чужие, намного более чуждые нам, чем даже наши насекомые, одноклеточные или микробы. Человеку их не понять. Никогда! Да и большая часть цивилизаций никогда не знала предательства: неведенье – вот плата за мирное прошлое. Но факты остаются фактами, даже когда они противоречат здравому смыслу. Здравый смысл – тоже условность.
– Господин лейтенант.
– Да, господин капитан-лейтенант?
– Доложите о состоянии корабля и экипажа.
– Состояние корабля: удовлетворительно. Три большие пробоины на инженерной палубе уже заделаны. Сейчас техники латают носовые переборки. Кроме этого, была выведена из строя одна лучевая установка, разбиты крепления кормового спасательного модуля. Потери воды – пять процентов, потери воздуха – три процента, потери топлива – ноль.
– Люди?
Христиан нахмурился. Я понял, погиб кто-то из близких лично ему. Жаль парня, но сейчас мне, ей богу, не до его переживаний.
– Погибло девять человек, еще двадцать получили серьезные ранения и сейчас с ними парится Док, еще сорок контужены, – им Док приказал отлеживаться в своих каютах.
– Понятно.
Все как всегда, люди гибнут, посты пустуют и «Барс» уже не слушается команд. Еще одно столкновение и мне самому придется сесть за пульт управления огнем. И, конечно, первыми гибнут техники и стрелки, то есть те, без кого боевой корабль обречен. Но такова жестокая правда дальнего пограничья.
– Что с наблюдателем?
– Она жива, но…
– В лазарете?
– Нет, она цела и здорова. Но Док говорит, что она… надорвалась. В общем, у нее шок.
Я кивнул.
Верная примета хорошего и плохого командира – его люди получают экзотические ранения, такие как, например, Т-шок. Осталось только решить какой же я, хороший или плохой? Увы, это решать не мне.
Я шел по серым коридором «Барса» и в сотый раз удивлялся лаконичности его неведомых конструкторов. Они отбросили все условности и сделали по-настоящему хороший корабль. Коридоры, правда, получились угловатыми, тут и там прямо из стен торчали датчики, провода, мониторы или даже клавиатуры. Это для удобства техников. Размеры корабля тоже были жестоко урезаны. Коридор высотой всего в два метра и шириной в полтора – особо не развернешься. Зато капитанский мостик, ходовая и боевая рубки, вычислительный центр и лазарет они увеличили до последних возможных пределов. Теперь лазарет мог одновременно вместить тридцать раненых, что все равно было больше, чем у нас когда-нибудь будет. При таких потерях «Барс» просто потеряет боеспособность и погибнет. Но я все равно был им благодарен, за их предусмотрительность. Все же это пограничье – мало ли чего?!
– Привет, Док, – формально он был военным, но ему самому больше нравилось, когда к нему обращаются, как к штатскому.
Милосердие не может быть в мундире.
– Привет, Влад.
Он протянул руку, я пожал.
– Ну, как тут?
– Хреново, – мрачно ответил он.
– Вижу.
Лазарет был полон раненых. Лекарств, как всегда, не хватало. Каждый грамм лишнего веса становился даже не золотым – иридиевым. Приходилось экономить. Все они были тут, корчились от боли, хрипели и харкали кровью, лежали в забытье, бились в агонии. Лучевое оружие обжигает, сжигает дотла, и даже сталь течет. Что же говорить, о человеческом теле. Мне было больно смотреть на них.
– Троим парням нужна операция, – пояснял Док, – а я здесь единственный медик, и даже не хирург. Я могу успеть спасти только одного. Что прикажете делать?
– Кто они? Техники?
– Двое техников и стрелок.
Я не раздумывал.
– Спасайте техника, без них нам конец.
– Которого?
– Лучшего, – ответил я.
Развернулся и вышел. Ненавижу подписывать смертные приговоры. Хотя, как и любой офицер, делаю это ежедневно. Правильно говорят, чистые погоны – чистая совесть. А у меня на погонах звездопад – четыре звезды. И вряд ли они скоро сменятся одной большой.
Я вспомнил, что забыл спросить, где сейчас Алиса. Обидно.
– Господин капитан-лейтенант.
– Да, что такое?
Это был Джон, лейтенант навигаторов, их командир. Что ему понадобилось у лазарета, так далеко от ходовой рубки? Во время вахты!
– Что такое?
– У нас проблемы.
– Большие?
– Очень!
И почему я не удивлен?
– Ну, в чем дело?
– Мы… господин капитан-лейтенант, мы потерялись.


4

– Как это могло произойти?
Я не надеялся на ответ, и правильно не надеялся. Мне не ответили. Все четверо навигаторов – Джон и командиры трех вахт – молчали. Молчал и главный энергетик, и офицеры стрелков, молчали техники, молчал мой ничтожный штаб. Офицерское собрание оказалось бесполезным. Два десятка храбрых воинов беспомощно смотрели на своего шкипера. Они надеялись. Отлично, а что делать шкиперу?
– Как это могло произойти? – повторил я. – Поясните! Хотя бы чисто технически!
Один из навигаторов подал голос:
– Кто-то стер наши координаты.
– Стер? И их невозможно восстановить?
– Нет.
– А по звездному небу? На глаз?
– Нет, мы не проводили замеры.
– Почему?
– Не успели…
Я в ярости саданул кулаком по столу. Нет, это невыносимо! Все бесполезно!! Все!!!
И тут я вспомнил про Алису, и, вспомнив, понял ее слова. А ведь прошло всего шесть часов. Тогда еще я был тверд как кремень, и вот теперь я готов… Да я даже не знаю, на что готов!
– На наугад?
Навигаторы побледнели, Джон и Док переглянулись, Христиан так сжал кулаки, что они побелели. В общем, они испугались. Правильно, прыжок наугад – почти верная смерть. Но когда нет другого выхода, так делают. Дважды так удавалось спастись. Но все-таки…
– Какие еще предложения?
И предложения посыпались, как из корзины. Все вдруг разговорились. Никто не хотел идти в гиперпространстве вслепую.
– Лечь в дрейф и сбросить буй.
– Идти к ближайшей звезде…
– Ждать, пока нас найдут.
– Послать катер…
Это все ладно, но когда я услышал:
– Сдаться! – я пошатнулся.
Рука сама легла на рукоять пистолета. Какая удача, что я его нацепил.
– Мичман Мартынов, что это значит?
– Ну да… сдаться. А потом… Ну, они же не дикари…
– Прекратить панику! Заткнитесь, мичман!!!
– Нет!!! Вы что, не понимаете?! Это все, это конец…
Я выхватил пистолет.
– Вы арестованы, мичман. Держите его!
Удар в челюсть пресек всякое сопротивление. Его трижды ударили, да так что брызнула кровь, потом заломили руки и увели. На гауптвахту, надо полагать. Ну и хорошо, паника на корабле даже опасней пожара. А пожар на корабле, где воздуха и так не много, это нечто…
– Кто-то согласен с мичманом? – грозно спросил я.
Ответом мне было молчание. Одобрительное молчание, ну, правда, чуть настороженное.
– Отлично. Поскольку ни одного дельного предложения я так и не услышал, приказываю готовиться к входу в гиперпространство. Раненые на вашей совести, Док.
– Знаю, – буркнул он.
– И еще, при малейших признаках паники или саботажа… сообщать мне. Я всегда на связи.
Офицеры встали, отдали честь и начали по одному покидать кают-компанию. Последними шли Джон и Чен, китаец, один из техников.
– Джон, дайте нам ускорение в десятую же. Постарайтесь увести нас подальше отсюда.
– Есть.
– Чен, сбросьте буй с маяком, на маяке установите таймер. Первое сообщение: через двести часов. Оставьте на нем копию наших записей.
– Есть.
Вот, собственно, и все.
Необходимость – не более. Это до сих пор мы имели дело только с тремя к’Х, но кто сказал, что не появятся другие? Мне не нравилось это гиблое место, и я приказал отступить. Хоть немного, но отступить. Уйти с линии огня. Да половина капитанов всего имперского флота поступила бы так же. Ну и буй… Кто знает, что с нами будет уже завтра? Пусть там, на Земле, знают о нас хоть что-то. Нет ничего страшнее пропавших без вести. Чужие редко берут пленных, что бы там не утверждал Мартынов, но об их пытках наслышаны и на Земле.
Каждому есть что терять, думал я, идя по коридору. Каждому!
У многих там – в пределах Империи – остались родственники и друзья, любимые, дети… И все равно, как только прозвучал приказ, они бросили все и ушли к звездам, чтоб, быть может, погибнуть там. Говорят, астронавтами становятся только те, кто влюблен в звезды. Не знаю. Я – не знаю. Моя причина проще: мне-то как раз нечего терять.
Я повернул к каюте наблюдателя.
Мы столкнулись в дверях. Она – выходила, я – только собирался войти. Она улыбнулась.
– О, капитан!
– Алиса, вы как? Мне сказали…
– Т-шок, пассивная форма. Короче, я ослепла и оглохла. Хотя вам этого не понять…
Я кивнул. Конечно, мне не понять. Откуда мне, нормальному человеку со средними показателями всего, чего только не замерь, понять, что такое потеря особой, ни с чем не сравнимой способности?
– Это надолго?
Она поджала губы.
– Может быть, на день, может быть, на год, а может быть, навсегда.
– Плохо…
– Вам понадобился телепат?
Я совсем не это хотел сказать, но, черт побери, она права. Нет способа выявить предателя проще, чем способ Т-корпуса. Ей бы даже не пришлось сходить с места, – такая концентрация страха и алчности видна издалека, даже сквозь корпус.
– Мы думаем, что на корабле предатель. Я хотел спросить, раньше, до того как вы…
– Видела ли я что-то подобное? Нет, не видела. Но вы же сами знаете, обычно я не читаю чужие мысли. Только в случае крайней необходимости.
При последнем заявлении я не смог сдержать улыбки.
– А эмоции? Такой страх, жажда наживы, замыслы…
– Осторожнее, капитан. Вы рассуждаете о вещах, в которых не разбираетесь. Но в чем-то вы правы. Да, такой букет я бы не пропустила. Вот только что, если этот человек не боялся? Совсем. На «Барсе» много храбрых людей. Дальше. А что, если он не гнался за наживой, а предал, скажем, из любви к Императору? Не перебивайте! Случается и не такое… Ну а насчет замыслов, то кто сказал, что это был давно и тщательно разработанный план?
Да, определенный резон в ее словах, бесспорно, был. А я как-то даже не подумал…
– Значит, нет.
– Капитан, вы вообще меня слушаете? – укоризненным тоном произнесла она. – Вы понимаете, что я говорю? Может быть, да, а может быть, и нет. Не знаю.
Да, конечно…
– Мне уже пора, – сказал я, и голос дрогнул, – но прежде… Спасибо.
Улыбка.
Я развернулся и пошел. Назад. На мостик. Какого черта мне нужна была эта глупая благодарность. Я даже не объяснил, за что. Я чувствовал, как коленные суставы отказываются гнуться, а сам я какой-то одеревеневший, как будто ступор напал. Идти было трудно. Кажется, я даже покраснел. Бред, со мной такого уже лет пять не было, с первых курсов Училища. Как будто я мальчишка, впервые подошедший к девчонке. Бред!
– Капитан-лейтенант, – раздалось по локальной связи.
– Да?
Это были техники.
– Общий контур восстановлен. Огневая мощь восстановлена на девяносто восемь процентов, прочность корпуса – семьдесят процентов, навигация – сто процентов. В общем, Снегов, «Барс» пришел в себя.
– Спасибо.
Значит, пора. Эх, спасите наши души…


5

Страх прямо-таки витал в переходах эсминца, потрескивал в эфире, шипел в вентиляции, пробегал по кабелю, но все зря, мы уже пересекли тонкую грань между мирами. Теперь бояться было поздно.
Как я отошел от шока, а делать это пришлось быстро, я понял, что останки имперской дисциплины еще сдерживают экипаж, но до мятежа остается всего ничего – одна неудача, одна оплошность, а может быть, и одно неверно сказанное слово их шкипера. Надо бы раздать оружие, подумал я, верным людям. Против всего экипажа, конечно, не попрешь, но застрелить паникера – дело благое. Вот только где взять-то их, верных людей?
– Сканеры – на полную.
В ответ – молчание. Нет даже формально «есть». Впрочем, сканеры заработали, как и приказано, на полную. Вот только в гиперпространстве верить им – себе дороже. Увы, «Барс» сейчас не в настолько хорошей форме, чтоб идти вслепую.
– Полная боевая готовность.
– Есть.
Вот так-то лучше.
– Дать связь с каютой наблюдателя.
– Есть… Нет, нет связи.
– В чем дело?
– Не знаю, – связист смутился, но толку от его смущения не было никакого. – Может, что-то сломалось. Такое впечатление, что по коммуникатору ударили топором.
Конечно, это могла быть мелочь, это могла быть случайность. Но я не верю в мелочи еще с Училища, и в случайности тоже не верю. Обычно не верю…
Я даже взял пистолет.
Чего я ждал? Террориста с большим зазубренным ножом? Мертвое тело Алисы с зажатой в кулаке запиской? Целый отряд мятежников, пробирающихся к капитанскому мостику? Нет. То есть, конечно, ко всему этому внутренне я был готов, но чтобы ждать, не ждал. Банальности в жизни – редкость.
Нет, это даже не банальность, это просто пошлость. Вначале потянуло дымом, потом стало жарко и пластик на панелях коридора начал взбухать большими черными волдырями. Я остановился. Зачем идти дальше, и так все понятно.
– Внимание, «Барс», говорит капитан-лейтенант Снегов. Пожар. Повторяю, пожар в средней части! Тревога!
Все хорошо, вот только от чего он возник? Зажигательная бомба? Короткое замыкание? Какой-то идиот опять нарушил запрет на курение?! Хотя все это потом, после. А пока главное – потушить.
Я уже пятился, а огонь все наступал. Сквозняки, вечное проклятие всех кораблей, раздували пламя, вентиляция шуровали кислород в огромном количестве, а температура уже была такая, что горело все, вплоть до железа и алюминия. Я выхватил пистолет и открыл огонь. Пятью выстрелами мне удалось перебить две трубы охладительной системы, и теперь жидкий азот полился на пол. Клубы холодного газа наполнили проход. Теперь пожар остановлен, ненадолго, но только на этом направлении. А ведь есть еще инженерные палубы, трюмы, шлюзы, вентиляция и совсем уже глухие места, о которых знает на всем корабле только два-три техника, из тех, кто постарше.
– Автоматические системы задействованы?
– Да.
– И что?
– И ничего.
– Понятно.
Нужный момент был упущен. Ни жидкий азот, ни пенные огнетушители, ни порошки, ни вода, ни холодный воздух – ничто это уже не поможет. Температура огня уже под две тысячи градусов и все возрастает. Тушить нечем и невозможно. Правда, есть еще один способ.
– Техники, определить контур возгорания.
– Определен!
– Изолировать! Быстро!!!
Я уже не пятился, я уже бежал. Огонь добрался до запасов ацетилена, и теперь за спиной один за другим гремели взрывы. Хорошо, хоть корпус крепкий, выдержит. Он так и строился, с расчетом на то, что даже взрыв не должен повредить кораблю. По крайней мере, сильно повредить.
– В пределах контура отключить вентиляцию.
– Но там же люди!
– Они погибнут, – без колебаний отрезал я.
Зато мы будем жить, подумал я. «Барс» будет жить. Жить и драться, во славу Земли и Империи. И, очень может быть, живые еще будут завидовать мертвым.
– Выполнено. Переборки уже не держат! Они плавятся!!!
Вот оно как! Воздуха больше нет, но даже того, что еще остался, с лихвой хватит на то, чтоб пожар прошел сквозь контур. А дальше... Дальше отступать уже некуда. Останется только полная эвакуация, а в гиперпространстве это смерти подобно.
– Седьмое орудие на связи?
– Да, Влад.
Слава богу! Седьмое орудие расположено на возвышении в носовой части, но обращено вверх и назад. Значит, сорвав предохранители, он сможет поразить собственный корпус.
– Убери предохранители.
– Есть.
– Прицел на три вентиляционные шахты. Они там все три рядом.
– Есть.
– Одиночным, огонь!
Эсминец едва заметно вздрогнул.
– Техники, что там?
– Тухнет.
– Седьмое орудие, еще один раз. Одиночным. Огонь!
Второй раз попадание было более чувствительным.
– Все!!!
Вот и все. Я покачнулся, но ухватился за переборку. Скольких же я убил? Пятерых? Семерых? Но это все не столь важно – ведь все остальные живы. Но что мне остальные, если погибла наблюдатель, погибла Алиса, Алиска? Было больно. Больно – это еще слабо сказано. Только после этого и понимаешь всю мудрость штабных инструкций, которые предостерегают о смертельной опасности дружбы, родственных связей и – не дай бог! – любви на борту. Друзья, братья, сестры и любовницы должны быть на Земле, ну или, в крайнем случае, на другом корабле, в составе другой эскадры, другого флота. Если бы Алиса была жива, мне пришлось бы отослать ее с «Барса» или уйти самому. Хотя сам я слишком привязался к неприхотливому и на редкость прочному эсминцу.
Нетвердым шагом я вошел на мостик.
Алиса сидела в моем кресле и с интересом разглядывала сложнейшие хитросплетения кнопок, датчиков и совсем уже непонятных (даже мне) хреновин. Я так и замер. Она подняла глаза и улыбнулась. Наверное, на моем лице отразилось все. Она улыбнулась шире и весело объяснила:
– Просто я решила прогуляться.


6

– Опять предатель?
– Да, – Фарлах уже не предполагал, теперь он уже утверждал.
Так я и думал.
– Кто? – спросил я, не надеясь на ответ.
И правильно, что не надеялся. Ответа я не получил. Получил распечатку. Кусок бумаги, а на нем имена, имена, имена.
– Что это?
– Список всех, кто мог совершить диверсию.
Я почувствовал, как мои брови ползут вверх.
– Семьдесят человек?
– Я решил исключить мертвых и тяжело раненых.
– Хм, а не проще ли было составить список тех, кто не мог оставить бомбу?
Фарлах улыбнулся. Ну и зрелище! Такими улыбками только детей пугать!
– Такой список я тоже составил.
Он протянул мне вторую распечатку. Хорошо, просто отлично – всего три имени. Я сам (ну, спасибо), Док и Чен. Странно. Ну, допустим, я и Док – понятно. Мы все время были на виду; я сидел на мостике, отдавал заумные приказы, а Док работал в лазарете. Но Чен?! Все техники под подозрением. В любом случае. Они же только и делают, что в одиночку ползают под потолком, да еще и в одиночку.
– Чен?
– Он работал в шлюзе. Все время. Двери не открывались, а других там нет.
– Понятно. Спасибо.
Что ж, Чену я и так доверял. Теперь буду доверять еще больше. И еще, мне очень не нравилось, что все офицеры круглые сутки были при оружии. Вдруг предатель среди них?
– Вам нужно поспать, Снегов.
Я опять не заметил, как она подошла. Может, это талант всех телепатов – бесшумно подкрадываться? Хотя Алиса, напомнил я себе, больше не телепат. Она ничего не может. По крайней мере, пока.
– Ты волнуешься.
– Снова читаешь мысли.
– Нет, у тебя дрожат руки.
Я удивленно посмотрел на них. Действительно, дрожат. А ведь у меня всегда были железные нервы.
– Ты тоже очень бледная.
– Да, – просто ответила она. – Сейчас на «Барсе» только один человек в полном порядке.
– Кто?
– Фарлах.
Я кивнул. Правда. Все бояться, все волнуются, все нервничают, многие ранены, контужены, оглушены, почти все на грани истерики, а кое-кто уже за гранью, и только Фарлах чувствует себя как рыба в воде. Хотя так оно и есть, где ж контрразведчику место, как не в самом сердце паники?
– Выход в обычное пространство через десять минут. Выйдем, оглядимся и ляжем в дрейф. Тогда и посплю.
Она устало опустилась на свободное кресло связиста.
– Один раз уже не получилось.
– Ну не может же не везти постоянно.
– Может. Да, Влад, может…
Как будто я сам этого не знал.
– Знаешь, Алиса, сейчас меня волнует другое.
– Что?
– Воздуха осталось на сутки.
– Что?!
– А потом мы задохнемся…


7

Имперский эсминец «Барс» вырвался на оперативный простор. Все орудия в полной боевой готовности, щиты подняты, весь экипаж замер над пультами огня, перед мониторами, у малых терминалов. Но никто их не ждал. Никто не посмел преградить путь кораблю Земли. И капитан «Барса», отважный Влад Снегов, понял: удалось! Так, или примерно так, наверное, напишут хроники двадцать лет спустя.
А на самом деле это выглядело жалко…
«Барс» не вырвался, а вывалился в пустоту. Он рыскал по курсу, и его шатало, как пьяного. Орудия хоть и были в полной готовности, вряд ли смогли кого-либо смутить. Щиты были подняты, но только потому, что не опускались. Почему? Не знаю. И техники тоже не знали. До щитов у них попросту не дошли руки. Да, нас не ждали, но только лишь потому, что такая глупость не могла прийти в умные головы к’Х.
– Есть координаты!
Отлично, настроение начало подниматься.
– Мы на территории к’Х, недалеко от границы.
Настроение тут же упало.
Следующий удар нанес Чен. Техник сообщил:
– Воздуха осталось на десять часов. Если экономить, то, может, хватит на сутки.
Вот и все. Задохнуться. Худшей смерти и врагу не пожелаешь. Говорят, даже быть выброшенным заживо в космос не так мучительно, хотя тоже неимоверно больно. Другие, впрочем, говорят, что смерть от удушья – самая гуманная. Человек просто теряет сознание. И все.
Вот только я не собирался умирать. Любой ценой.
– Навигаторы, когда мы сможем войти в гиперпространство?
– Войти? Да хоть сейчас. А вот выйти…
– То есть?
– Энергии не хватит.
Я сглотнул.
– Понятно.
Действительно, все было понятно. Нам конец. Смерть от удушья, смерть в гиперпространстве, смерть в бою… Смерть многолика и разнообразна, но все равно, смерть – она и в Африке смерть. Черт, как не хочется умирать!
– Лечь в дрейф. Орудиям – полная боевая готовность. Сорвать все предохранители. Это бой будет последним.
Если будет, подумал я.
– Третьи вахты на месте, остальным – отдыхать.
Я вышел с мостика. Уже по пути к своей каюте, я связался со всеми офицерами и приказал собраться у меня. Через шесть часов. Не раньше. Потом я вызвал Алису. Ее голос звучал очень устало, но все равно он волновал меня… Красивая девочка.
– Алиса, пожалуйста, зайди ко мне.
– Конечно. Сейчас.
Зайдя в каюту, я первым делом отключил связь, а потом полез под кровать. На «Барсе», как и на всех боевых судах Империи, царил сухой закон. Потому даже я, капитан этой посудины, должен был прятать водку под кроватью. Но теперь это уже не существенно. Я достал стакан, налил почти полный и одним залпом выпил. Вот в такие минуты и вспоминаешь, что, прежде всего, ты русский и уже потом землянин.
– Влад?
– Да, заходи.
Она зашла, остановилась на пороге и принюхалась. Она смешно сморщила носик, и тут же ее брови удивленно поползли вверх.
– Что это значит?
– Это значит, милая Алиса, что надо выпить. Ты будешь?
Она поморщилась.
– Водку? С утра? Из мыльницы?! Да с радостью!!! Давай, наливай.
Пришлось снова лезть под кровать. За вторым стаканом.
– Боже мой, граненые стаканы! Где ты их достал?
– Остались от деда. Наследство.
– Это же антиквариат. Век, наверное, двадцатый.
Я кивнул. После чего наполнил оба стакана и протянул один Алисе.
– За что пьем?
– За тебя, – без сомнений заявил я.
– Нет, за тебя, – ответила она.
– За нас, – предложил я, и консенсус был достигнут.
Мы выпили. Закуски не было. Пришлось занюхивать рукавом.
– Ты хоть немного поспала?
– Немного. Около часа. А ты?
– А я – нет.
– Почему?
– Жалко терять время. Его у нас и так мало осталось.
– Сколько?
Жалко. Я не собирался об этом говорить. Но и ее понять можно. Когда жить осталось всего-ничего, хочется знать, сколько же. Я бы мог не отвечать, но тогда бы она ушла. А этого я не хотел. Потому ответил.
– Сутки, – я пожал плечами. – А может, нет и десяти часов. Я собираюсь отдать приказ навязать бой. Красиво пожить не получилось, надо попробовать хотя бы красиво умереть. Ты согласна?
– Да.
Мне понравилось, что она не сомневалась. То ли она полностью доверяла мне, то ли желала смерти всем чужим, а может быть, искала смерти для себя. Мне было не до того.
Я подошел к ней и нежно повел пальцами по гладкой щеке.
– Ты красивая.
– А ты умный.
– Ты нежная.
– А ты сильный.
– Ты…
– Я…
Кровать жалко скрипнула под двумя уставшими телами.


8

Совет был не нужен.
Что мне могли сказать эти храбрые люди, в глазах которых застыл страх, что они могли мне посоветовать, как могли переубедить, чем обнадежить? Да ничего, никак, ничем. А приказы… Приказы я мог отдать и из своей каюты, тем более что, проснувшись, мы с Алисой не хотели расставаться. Она была умной девочкой и понимала, что это наш первый и последний раз. Хотя, однажды мне показалось, что только по этому, именно по этому, она и согласилась. Странно, но факт, – для женщины постель значит намного больше, чем для любого, даже самого порядочного мужчины.
– Итак, господа офицеры, как вы сами отлично понимаете, положение безвыходное. Выйти в гиперпространство мы не можем, в обычном пространстве до границы около тридцати суток ходу, а воздуха хватит не более чем на сутки. Выбирать тех, кто будет лишен воздуха, я считаю для себя невозможным. Тем более что это полумера. Не хватит нам и скафандров, хотя пока они есть.
Я замолчал. Господа офицеры тоже молчали, но это молчание было показательным. Я буквально видел, как в их глазах гаснут искры надежды. И правильно делают, что гаснут. Им нынче не место.
– Итак, я думаю, теперь вам стало ясно, почему я принял решение дать бой.
Небольшой зал кают-компании взорвался голосами:
– Что?!
– Как?!
– Какой еще бой?!
– Это бред!!!
– Нет!!!
– Да!!!
– К черту! Хочу драться!
– Умирать, так с музыкой!
– Какого черта?!
Я ударил кулаком по столу. Я начинал терять терпение. Я-то пришел сюда не спорить, а отдавать приказы. А они…
– Молчать!!!
И, как ни странно, тут же повисла тишина. Тишина пахла отчаяньем, страхом, безнадегой, но это была тишина, а значит, можно было говорить. Только это и имело значение.
– Господа офицеры, по-моему, ваше поведение называется очень просто: трусость.
– Что вы предлагаете?
– Переключить все мощности на радиосвязь и передавать самое страшное для них оскорбление. Лингвист, какое это?
– Ублюдки, господин капитан-лейтенант.
– Отлично. Ублюдки! Здесь, вблизи границы, их должно быть много. Вот и отлично, пускай идут на наш крик. Желательно, по одному. Дальше. Мы наденем скафандры и продуем корпус. Воздух – к черту, зато нечему будет гореть. Дальше. Сорвем все предохранители, стабилизаторы, подадим максимум мощности на орудия. «Барс» обречен, зато скольких мы захватим с собой!
Техники и стрелки переглянулись. Они-то понимали, что это такое, сорвать предохранители.
А вот Фарлах ад-Дин был, вне сомнения, против.
– Господин капитан-лейтенант, какой во всем этом смысл? Только не надо понимать меня превратно. Я не трус. Но я хочу умереть со смыслом. Если бы «Барс» прикрывал отступление эскадры, и нужно было выиграть время, если бы «Барс» был на острие атаки, если бы перед нами был флагман к’Х, тогда да, тогда я первый бы выступил, за бой, но не теперь. Нам нужно подумать, может быть, есть еще надежда.
Он говорил разумно, но бессмысленно. Он говорил долго, а, по сути, не сказал ничего нового. Дурак.
– Для тех, кто сомневается, поясняю. Все вы знаете наблюдателя от Т-корпуса, Алису? Вижу, что все. Так вот, с недавних пор мы с ней стали любовниками. Это что-то значит?
– Я понял, – сказал Джон совершенно спокойным голосом. – Она для вас, Снегов, дороже всего. А вы предлагаете безнадежный бой. Значит, выхода нет. Я с вами.
– Постойте, господа. Я ни у кого не спрашиваю со мной он или нет. Я пока еще капитан этого корабля. Я приказываю, а вы, господа, только подчиняетесь.
Мне бы хотелось, чтоб сейчас все поднялись, отдали честь, рявкнули «есть» и разошлись по своим постам. Ох, мечты, мечты. Конечно, этого не случилось.
– Вы переоцениваете «Барс». Корабль погибнет, не успев ничего сделать.
– Сомневаюсь.
– Вы переоцениваете людей. Они откажутся идти на верную смерть.
– Сомневаюсь.
– Вы недооцениваете к’Х. Они – невероятно опасные противники.
– Сомневаюсь.
Мичман покраснел и вскочил.
– Вы во всем сомневаетесь?!
– Да, во всем. Кстати, я сомневаюсь в том, что вы способны быть офицером.
Мичман осекся, покраснел и рухнул в кресло. Мои слова били не хуже пощечины. Ну конечно, он же только-только из-за высоких стен Училища. Пусть знает, что такое настоящая грязь локальной войны.
– Снегов, – подал голос один из навигаторов. – Я бы хотел просить…
– Еще одна трусость?!
– Нет!!! Я хотел бы превратить катер в брандер! Я бы сам мог пилотировать его!
Черт! Ни за что ни про что оскорбил человека. Вот как не хорошо.
– Конечно, мичман. Извините меня, я погорячился.
– Ну что вы…
– Найдите себе товарища, пусть взмет второй катер. Заодно заминируйте оба атмосферных зонда. Две мины это, конечно, мало, но лучше чем ничего.
Он согласно кивнул. Его глаза сверкали яростью камикадзе, а вот страха не было ни на грош. Странно. Что же такое осталось там, в Империи, на Земле, от чего бы стоило так бежать? Ведь видно, что бежит. Ну что ж, во всех армиях и во все времена были те, кто искал смерти. Обычно они же и становились героями. Посмертно.
– У кого-то еще есть возражения.
– Конечно, да, – усмехнулся Док.
– Какие?
– А вот этого я вам не скажу. Вы все равно не поймете.
Я пожал плечами. Не хочет говорить – не надо. Мне же проще.
– Кстати, Док, вам придется поднять на ноги столько раненых, сколько только сможете. Мне не хватает стрелков и навигаторов. Нужны и техники.
– Ясно.
Я понимал, а может быть, мне казалось, что я понимал, его чувства. Врачу очень трудно убивать. Однако если нет другого выхода, человек способен на многое. Я не сомневался, в нужное мгновение Док возьмется и за автомат.
– Отлично. А теперь, если никто не возражает, я вас покину.
Никто не возражал. Уже успех.


9

Вот и все.
Эсминец флота Империи Людей «Барс», всему флоту цивилизации к’Х: ублюдки!!!
Наверное, я бы не обиделся. А может быть, и обиделся. Обидно, все-таки. Один жалкий эсминец кричит на всех частотах, а противопоставить ему нечего. Ну, ничего, пройдет час, другой, третий, и хотя бы один из их патрулей заметит нас. И тогда помчатся через гиперпространство катера, чтобы так, напрямую, донести дикое известие и наше оскорбление. Часов через девять здесь будет не протолкнуться от боевых кораблей к’Х, но это лишь к лучшему – легче будет целиться.
– «Барс» к последнему бою готов, – раздалось в наушнике сообщение техников.
Теперь дело за малым.
– Всем одеть скафандры. Щитки не закрывать. Воздух пока еще есть.
Пока я сам натягивал скафандр, в голову пришла шальная мысль. На «Барсе» было установлено два двигателя. Главная тяга, конечно, атомная, но есть и старые жидкостные двигатели. Для маневра при посадке. Тогда, получается, можно разогнать реактор, дестабилизировать и катапультировать. А сами мы пойдем на старом добром керосине…
– Влад, первый есть!
– Отлично.
Ничего не отлично. Рано, слишком рано. «Барс» еще не успел изготовиться к бою. Ну да ладно. Странно-то как, нам в Училище твердили, что бой возможен только на орбите звезды, у планеты, а не в пустом пространстве между звезд. Там, мол, нечего делить, не за что сражаться. А вон как оно вышло…
– Огонь на свое усмотрение. Навигаторы, уберите нас с линии огня.
– Есть.
– А теперь в лобовую…
Смерть уже была повсюду.
– Еще три эсминца на подходе.
Конец?
Пожалуй, да.
Пока снятые предохранители помогали, – ни один их щит не мог противостоять нашему огню. Вот только и наших орудий так на долго не хватит. После пятого выстрела они пойдут в разнос, а после десятого – все, облом. Но пока…
– Первый уничтожен.
– Огонь, веером, по всем трем. Давай!!! Навигаторы, полный назад.
Шестикратная перегрузка может убить. Когда каждый килограмм твоего веса превращается в шесть, когда кровь становиться свинцовой, а ремни врезаются в тело, кажется, что хуже быть не может. Но на самом деле, может. Я бы мог это пообещать. Если бы мог говорить.
– Навигаторы, самый полный вперед!!! Стрелки… огонь…
Десятикратная перегрузка. Такого я не выдерживал даже на тренажерах, а теперь вот выдержал…
– Захлопнуть скафандры. Продуть корпус.
Это должно добавить нам маневренности. И неуязвимости.
– Есть!
Я и сам почувствовал, что есть.
Противник не ожидал такого отчаянья. Мы дважды вырвались из-под ливня их огня, тогда как наши выстрелы всегда находили цель. Двое из трех, как будто сговорившись, развернулись и бросились наутек. Третий еще получил три пробоины в борт и заковылял за ними. Мы не отставали. В конце концов, эсминец сбросил спасательные модули.
– Огонь по модулям.
– Снегов, это подло!
– Огонь по модулям!
– Есть.
Я смотрел на экран и не мог отвернуться. Десятки модулей лопались под нашим огнем и из них в бесконечную холодную пустоту сыпались, сыпались, сыпались сотни живых существ. Да, чужих, да, врагов, но таких же разумных, как и мы. Мой поступок был не просто убийством, не просто оскорбление, да, это было низостью и подлостью. Но мне было все равно…
– Снегов, на связи флагман к’Х.
– Дать только звук.
Экран погас, а через секунду раздался голос:
– Кто вы?
– Влад Снегов, погранэскадра.
– Вы храбро сражаетесь.
– Да. А вы – нет.
– Нам есть что терять, – отрезал голос.
– Это правда, – согласился я.
К чему этот разговор?
– Сдавайтесь, Влад Снегов.
Я рассмеялся.
– Русские не сдаются, – и отрубил связь.
Ну что ж, если мы сумели обратить на себя внимание их флагмана, значит, все это было не зря. Нас уже окружили. Два тяжелых миноносца держались поодаль и не спешили лезть в пекло. За ними, как за щитом, повис в пространстве огромный линейный корабль. Флагман, не иначе. Впрочем, он-то как раз не опасен, – у него попросту нет той скорости достаточной, для того чтобы накрыть нас. А издалека и черт не страшен. А вот легкий крейсер справа – это уже плохо. Кораблики поменьше я даже считать не стал, и так ясно, что их много. Десятка два, наверное.
– Маневр…
Наконец-то в нас попали. Или это мы попали… Нет, в нас.
Когда я пришел в себя, огонь уже успели сбить. Оба связиста лежали на полу. По частям. Разорванные стены, небрежно смятые пульты, чудом уцелевший экран, везде осколки, обломки, обрывки… Во всем теле чувствовалась странная, невозможная легкость. Ну да, конечно, невесомость. Значит, с генератором искусственной гравитации покончено… В невесомости парили невесть откуда взявшиеся красные шарики. И тут я понял, что это капли крови. Людской крови!
– Чем это нас?
– Торпедный катер. Накрыт ответным залпом. Уничтожен.
Ирония судьба? Мы, маленький, но юркий кораблик неплохо попортили кровь огромному флоту, но сами были подбиты суденышком, которого и на сканере-то не увидишь. Чем, собственно, он и опасен.
Связисты были мертвы. Пришлось самому ползти к пульту, переключать частоты, искать живых. Потом надоело, и я врубил все частоты. Для простоты.
– Как там?
– Вести огонь не можем, облом системы.
– Сколько установок в строю?
– Три. Нет, две.
– Ракеты?
– В полной боевой…
– Ну, так чего ж тогда. Огонь по… миноносцу. Тому, что прямо по курсу!
Ослепительная вспышка, экран залило сверкающим светом, а потом снова стало темно. Темно и пусто. Миноносец просто исчез, испарился, был разорван в прах, стерт в пыль первым же залпом. Я скосил глаза на цифры. Но, увидев, так и не смог поверить. Ни одна из десяти ракет не прошла мимо цели. Все они, каждая из них, попала в беднягу. Не удивительно, что его смело с лица вселенной.
– По этому? – раздался насмешливый вопрос.
– Да, именно по этому. Нда… Имя, звание?!
– Ив Жан де Вар, рядовой.
– Ну, ты, Иван, даешь… Мичмана не обещаю, но старшина уже твой. И стальной крест, в придачу.
Француз оказался неисправимым шутником. Не сдержался, пошутил:
– Главное, что б не посмертно.
– Это точно.
У него оставалось еще четыре ракеты. Слишком мало, чтобы смутить хоть кого-нибудь. Но они-то об этом не знали. Оба бластера продолжали вести огонь, пока было по кому стрелять, но легкие суда к’Х поспешили убраться прочь. Им вдруг стало очень не по себе рядом с обезумевшим «Барсом». А вот крейсер ринулся вперед…
– Огонь по крейсеру!
– Есть огонь по крейсеру.
– Маневр уклонения!
– Есть маневр уклонения.
– Вправо!!!
– Есть…
Два взрыва оглушили «Барс», ошеломили его, бросили в сторону. Но экипаж – остатки экипажа – еще помнили, что они дети Земли.
– Сбросить спасательные модули. Пустые!
Решиться на это было не просто, но другого выхода просто не было. Это последний шанс спасти свои жизни и последний шанс обмануть врага. Впрочем, ничто не мешает им как расстрелять корабль, так и взорвать модули. Есть даже некий моральный долг. Месть.
– Они…
Они расстреливали модули. Крейсер отвернул от «Барса» и ринулся вдогонку, как они думали, за людьми. А люди меж тем, уже склонились над пультами огня, и перекрестье прицела уже скользило по серебристому корпусу врага.
– Из всего, что у нас есть… Огонь!!!
Конечно, мы не могли сбить крейсер, но повредить его вполне могли
– Брандеры, в бой!!!
И они ринулись на смерть. Их было двое, – двое пилотов, двое катеров, два трюма, полные горючего, взрывчатки, гранат, блоков питания, в общем, всего, что могло взрываться, – их было двое, но повезло только одному. Не знаю, кому. Второй напоролся на два тонких луча лазера и просто исчез в ослепляющем взрыве. Но первый успел, вонзился в крейсер. Где-то между его средней частью и кормой расцвел огненный цветок взрыва. Крейсер, увы, уцелел, но вряд ли когда-нибудь еще его искалеченный силуэт увидят пограничные патрули. К бою он более был не годен. Абсолютно.
– Влад Снегов, – раздалось в наушнике, и я узнал голос переводчика к’Х. – Сдавайтесь.
Я не стал терять время – отвечать. У меня был свой план, и я приступил к его выполнению.
– Ректор, есть кто на связи?
– Да, Влад.
– Отключить охлаждение, поднять стержни, убрать защиту. В общем, разогрейте его.
– Есть разогреть. Хотя он и так теплый – семьдесят процентов.
– Мало, грейте.
Если парни возле реактора не успеют, будет просто-напросто обидно. Хотя нет, если им не дадут успеть, но обидно уже не будет. Помешать им можно только одним способом: убить нас всех.
Они пытались это сделать.
– Линкор на подходе. Оба эсминца совсем близко.
– Плохо.
– Девяносто восемь процентов. Хватит?
– Мало.
Мало, но сойдет. Если повезет…
– Джон, ты еще жив?
– Он мертв, – раздался в ответ женский голос. – Но это не важно.
Действительно, это не важно. Поэтому я даже не стал спрашивать, как ее зовут. К чему мне это знать. Хотя, по-хорошему, я уже давно должен был знать весь мой экипаж по именам. Каюсь.
– Втисни «Барс» между двумя эсминцами.
– Это невозможно. Выполняю.
Я улыбнулся. Мне определенно нравилась эта женщина. Не как женщина – как солдат. Вот на таких и держится военная мощь Империи.
– Проходим.
«Барс» ни за что не смог бы провести этот безумный маневр, если бы к’Х, испугавшись тарана, не бросились в разные стороны. Но они разошлись, и это открыло нам путь на флагман. Конечно, они стреляли, стрелял и линкор. «Барс» вздрагивал от попаданий, но продолжал переть вперед. Нет, так просто нас не возьмешь.
– Катапультировать реактор! Сейчас!!!
– Есть.
– На жидких двигателях, самый полный вперед! Быстро!!!
– Есть.
И «Барс» распластался в своем последнем прыжке. Двенадцатикратная перегрузка. Не думал, что смогу пережить такое. Но смог. Факт.
Перегретый реактор не выдержал прикосновения струи жидкого огня и… взорвался. Атомный взрыв в безвоздушном пространстве это нечто. Остановить его не может ничего. Почти. Страшный удар накрыл «Барс». Корма вспыхнула и рассыпалась в пыль, средняя часть корпуса пошла трещинами, но взрыва не было. Да и не могло быть. Взрываться было нечему. Носовую часть, в которой находился и капитанский мостик, швырнуло вперед. Где-то сзади вспыхнули эсминцы к’Х. Впереди был линкор. Его тоже толкнуло, с той же силой, но второй закон Ньютона не подвел, – их масса была впятеро больше нашей, а значит, ускорение впятеро меньше.
– На таран!!!
Неплохо повоевали! Красиво умрем!
– Сдавайтесь! – надрывался к’Х.
Но я молчал.
– Сдавайтесь!!!
– Вам конец, флагман. Мы идем на таран. Во славу Земли!
Молчание.
Молчание и тишина обступила меня.
Надеюсь, и смерть будет такой же, тихой и молчаливой. Больше не хочу. Не хочу лязга, грохота, воплей. Взрыва тоже не хочу. Наверное, я контужен, это отголоски отчаянного боя. А может, просто устал. Заснуть бы…
А линкор уже закрывал весь экран.
Они пытались увернуться, и им это почти удалось. Этого я не ожидал. Но тут ожил один из наших тормозных двигателей. Из носа вырвалась короткая струя пламени и «Барс» в последний раз повернул. Теперь столкновение неизбежно.
Они стреляли, но все тщетно.
– Влад Снегов, сдавайтесь!!!
– Не хочу, – устало ответил я. – Просто не хочу.
Молчание.
– Влад Снегов, мы сдаемся!!!
– Что?! – я не поверил своим ушам.
– Вы победили! Мы сдаемся!! Мы готовы на все!!! Отверните же…
Вот как оно все вышло. Значит, правда. Значит, они не держат лобовой. Значит, все? Алиса, дом, семья, карьера, мемуары… И тогда я нанес последний удар, – удар по себе:
– А я не могу отвернуть…
И это было правдой.

Киев, август 2004.

Сайт создан в системе uCoz